Он мрачно и сухо усмехнулся. «Что-то вроде того», пробормотал он.
«Ну?», подгоняла она.
«Скорее, это оно преследует меня», сказал он почти неслышно.
«Я не понимаю», настаивала Хло, моргая.
«Почему бы нам сейчас не оставить в покое всё это, Хло? Ты знаешь достаточно для того, чтобы помогать нам в поисках. Если, читая, ты хоть что-то найдёшь о Туата Дэ или Драгарах, доведи это до моего сведения или Сильвена».
«Где сейчас древнее зло, Дэйгис?», повторила она спокойно.
Когда он попытался отвернуть своё лицо, она взяла его в свои ладони и не позволила ему увести свой взгляд.
«Скажи мне. Ты обещал мне рассказать всё. Теперь скажи мне где эта проклятая штука, и ещё более важное, как нам её уничтожить?»
Буравя её глаза своим мрачным взглядом, он увлажнил губы и тихо сказал, «Оно внутри меня».
Хло осторожно перевернула плотную пергаментную страницу тома, лежащего у неё на коленях, хотя на самом деле она не читала его, слишком погружённая в свои мысли.
Оно внутри меня, сказал он, и так много всего ей, наконец, стало понятно. Крупицы и частицы чётко сложились в одну картину, давая ей первый истинный взгляд на всего мужчину целиком.
Он рассказал ей всё в ту ночь, несколько дней назад, когда они лежали в постели, их лица были близко друг другу, пальцы переплелись. О Драстене и Гвен (неудивительно, что Гвен пыталась подбодрить её!), и о том, как Драстен был заколдован и помещён в башню. Он рассказал ей, как он ушёл с головой в строительство будущего дома Драстена (и сейчас она знала, почему он так гордился замком), и о пожаре, в котором погиб Драстен. Он рассказал ей о ночи, когда боролся с самим собой, потом ушёл к камням и нарушил свою клятву. Он сказал ей, что на самом деле не верил в старинные легенды до тех пор, пока древнее зло не захватило его в промежуточном пространстве, и было слишком поздно что-то менять.
Он рассказал, что делало с ним использование магии, и как занятия любовью помогали ему. Как он отправился сквозь камни в будущее, чтобы убедиться, что Драстен действительно воссоединился с Гвен, испытывая нужду знать, что его жертва не была в пустую. И как он остался, не желая представать перед своим кланом таким, каким он стал, надеясь найти способ спасти себя.
Он сказал ей, что не носил пледа Келтаров с тех пор, хотя он не упомянул того куска ткани, который она обнаружила под его подушкой, и она не стала заводить об этом речь тоже. Она знала, что это значило. Она могла представить себе, как он лежал в одиночестве в своей постели в своём похожем на музей пентхаусе, в мире, который, должно быть, казался ему таким чужим, и смотрел на него. Он символизировал все его надежды, которые нёс в себе этот кусок ткани.
Она подумала о нём, как о тщеславном бабнике, когда встретилась с ним, о мужчине, который был настолько выше этого!
Теперь она понимала то ощущение, возникшее у неё в нескольких случаях, присутствия чего-то древнего и злого: оно было всегда, когда Дэйгис незадолго до этого использовал магию. Она поняла, как он взломал систему охраны: с помощью сверхъестественной силы. Она поняла идеалистическую природу его глаз. Они темнели, когда он делался тёмным. Она получила совершенно новое понимание его дисциплины и контроля. Она подозревала, что ухватила взглядом только вершину айсберга и не могла даже вообразить себе ту битву, которую он вёл каждый миг бодрствования.
Хотя он приговорил себя носить такое зло внутри себя, вначале освободив его, Хло не могла вполне воспринимать это в таком свете.
Дэйгис сделал то, что он сделал из любви к своему брату. Следовало ли ему обманывать смерть таким образом? Возможно нет. Казалось, это действительно шло против естественного порядка вещей; и всё же, если возможность делать это существовала, ну… не было ли тогда это частью естественного порядка вещей? Это был этически взрывной предмет спора не из-за самого действия, но из-за возможности для человека злоупотреблять подобной властью, ловчить на каждом шагу.
И всё же Дэйгис не стал снова ловчить. С тех пор как он нарушил клятву, он стал хранилищем абсолютного могущества, и ни разу не злоупотребил этим. Вместо этого, он посвятил каждый миг своего существования попыткам найти способ похоронить это могущество.
В чём фактически заключался его проступок? В любви такой сильной, что он рискнул всем ради неё. И боже помоги ей - она любила его за это изо всех сил.
Конечно, его намерение смягчало в какой-то степени его поступок? Согласно даже человеческим законам суда, наказание за преступление назначалось в соответствующей умыслу степени.
«Как будто бы кто-то из вас просил о такой власти», раздражённо сказала она.
Сильвен и Дэйгис оторвали взгляд от своих текстов. С тех пор как Дэйгис признался во всём две ночи назад, они проводили почти каждую минута бодрствования в пыльной комнате, решительно настроившись найти ответы.
«Ну, вы не просили», бурлили в ней эмоции. Она тайно кипела от злости дни напролёт, и как любое чувство, которое она испытывала, она могла только сдерживать его пока.
«Поистине, м'дорогая, я не думаю, что человеку следует обладать могуществом камней», сказал мягко Сильвен. «Я не могу сказать, сколько раз я хотел свалить их, уничтожить таблички и формулы».
«Сделай это», сказал напряжённым голосом Дэйгис. «После того, как мы снова уйдём, сделай это, отец».
«Это было бы откровенным пренебрежением к ним, ты знаешь», заметил Сильвен. «А что если вселенная…»